Лев Оборин, фортепиано Шуберт, Шуман, Шопен. Концерт в Большом зале консерватории 13 ноября (?) 1950 г.

О школе Льва Николаевича Оборина Г. Г. Нейгауз писал: «Я особенно ценю, что эта школа не стремится никогда к показу техники «an sich» (самой по себе), к блеску и виртуозным фейерверкам как высшему достижению пианизма, что внешняя «материальная» сторона исполнения не заслоняет музыки и ее смысла, но только способствует их выявлению. Здесь музыка на первом месте». Эти слова как нельзя более точно характеризуют и пианистическое credo самого Л. Н. Оборина.
«Светлым, гармоничным» называл искусство молодого Льва Оборина его легендарный учитель К. Н. Игумнов. Еще в ранние годы концертных выступлений Оборина отмечали, что «его исполнительство полно света», что «цельность составляет органическое свойство его гармоничной индивидуальности» (А. Альшванг); и позже, уже в 60-е годы, говорили о «лучезарности» и «отшлифованном пианизме» (Я. Флиер), об «особых светлых гонах» (Я. Милыптейн), в которые было окрашено оборинское искусство; «Его игра гармонична, ясна, полна здравого смысла, логической стройности, проникнута неподдельной искренностью и теплотой» (он же). Историческая дистанция никак не повлияла на суть этих проницательных характеристик. И более того – сквозь толщу времени, сквозь смены творческих поколений и артистических тенденций этос искусства Оборина только лишь прояснился, став для нас величиной несомненной, абсолютной.
Артистизм Л. Н. Оборина классичен но определению. Гармония мыслительной воли и чувства, уравновешенность средств от динамической и темповой архитектоники целого до точно поданной интонации, сбалансированность крупномасштабных логических построений формы и совершенной детальной работы – тут безусловны знаки классицистского аполлонизма. Но благородство оборинского мастерства, конечно, не ограничивается логической ясностью, стройной красотой мысли и безотказным чувством меры во всем. Благородна тут сама природа выразительности – у Оборина это золотой синтез яркого волевого пыла и тонких ранимых чувствований. Как тут не сказать о его энергии темпов (в Molto moderate шубертовской сонаты, например, или в шумановских Этюдах); ведь именно эта энергия властна над музыкальным процессом, организует его, придает музыкальной мысли императивную завершенность. Но рядом и нежность, и хрупкость, и – характернейшая оборинская чуткость к неуловимым движениям ускользающего чувства, хотя безукоризненная ясность строения фраз поразительна и здесь (в шопеновских Мазурке, Прелюдиях).
Шопен Оборина – особая страница в его творческой биографии. Дело не в общеизвестном факте победы юного пианиста на Первом Международном конкурсе имени Ф. Шопена в 1927 году, когда К. Шимаповский воскликнул: «Феномен! Ему не грешно поклониться, ибо он творит красоту». Намного более значима для нас сегодня рефлексия на музыку Шопена самого Оборина: «От интуиции я шел к серьезному анализу, самоанализу. <...> меня Шопен захватил исподволь и на всю жизнь. Его музыка стала необходимостью. Она нужна была не только на концертах, я <...> ощущал потребность играть себе, беседовать с Шопеном». Здесь ключ к пониманию художнической позиции пианиста.
Самоанализ, потребность беседовать. .. Не объясняют ли эти слова многое в исполнительском облике Оборина, причем не только в его шопеновских интерпретациях? «Незаметность» выразительных средств его пианизма, эмоциональная собранность, отсутствие броской эффектности и вообще каких-либо атрибутов внешнего, показного, эгоцентричного – не знаки ли это той самой артистической потребности в сокровенном высказывании, которая исконно присуща русской исполнительской традиции? Надо лишь вспомнить авторские исполнения Н. К. Метпера, игумновские прочтения музыки Чайковского, надо вслушаться в оборинскую интонацию в Шопене, Шуберте, чтобы понять глубокую, кровную связь искусства Оборина с этой традицией. Ибо, как и для его великих предшественников, основы этического принципа и артистического императива Оборина – в возвышенной простоте высказывания.
Запись концерта Л. Н. Оборина, датированная не позднее 13 ноября 1950 года, к сожалению, сохранилась не полностью. В ней есть технические дефекты, которые было бы невозможно устранить без художественных потерь (искажение неповторимой тембральной окраски звучания рояля Оборина, его удивительного туше...). Реставраторы бесценного исторического документа ставили перед собой цель – оставить в неприкосновенности удивительную ауру живого исполнения Оборина, сохранить в первозданности характерные черты его исполнительского стиля, которые, несмотря на разрушительную работу времени и обстоятельств, по-прежнему пленяют даже в столь несовершенной записи полувековой давности.

Исполнители:  Лев Оборин, фортепиано

Композиторы:  Франц Шуберт (1797-1828) Роберт Шуман (1810-1856) Фридерик Шопен (1810-1849)
 

ПОЛНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИСКА:

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ: